We can save this ill-fated race
Who are lost in the ocean of space
Show them the way to reverse their decline
Guide them back on a river of time

Для Аттилана наступила новая эра, новое время: правление молодого короля ознаменовалось не самыми позитивными событиями. И хотя прошло достаточно времени, чтобы потрясенные нелюди пришли в себя и осознали, что ими правит достойный сын королевства, не было ни дня, который не начинался бы с печальных, трагичных воспоминаний.
Блэкагару не составляло труда контролировать свою мимику, как и голос. Годы изоляции были положены на алтарь контроля, беспощадного, холодного. Все, чтобы сохранить свой народ, все, чтобы обезопасить его, в том числе и от себя. Но, как оказалось, этого было недостаточно, чтобы уберечь от несчастья и смерти свою семью.
«Сопроводишь меня?» - простая просьба читалась во взгляде, во вздернутых, чуть сдвинутых бровях. Они с Медузой давно привыкли к такому общению – немому, но полному эмоциями, неподдельными чувствами друг к другу. Гром раскрывал своей невесте все, что было сокрыто от простых нелюдей: сомнения, горечь, любовь, нежность… слабость. Сегодня ему требовалась Медуза. Не только как «голос», но и как поддержка. Ведь сталкиваясь с братом лицом к лицу, он невольно оказывался вновь с теми событиями. Ведь они – наследие Эйгона и Ринды. Безумец… и безумец. Одного так и называли, а второй словно варился в себе, раз за разом подавляя эмоции и чувства, убирая воспоминания, пока вновь не приходилось сталкиваться с ними. Будь у Блэкагара возможность, он бы извинился. Поменяй это хоть что-то, он бы преклонил колени, склонился пред братом. Но, увы, все его силы, которые у него с самого рождения, не могли бы повернуть время вспять. Не вернули бы брату разум, а королевству – предыдущих правителей. Намного более подходящих для этой роли, мудрых, умных. Они же – просто дети в сравнении со своими родителями. Дети со смертоносными игрушками.
Спускаясь к своему брату, слыша позади тихие шаги Медузы, чувствуя, как рыжая прядка, словно змейка, обвивается вокруг безымянного пальца, лаская теплым шелком, ярким, ласковым огнем, Гром чувствовал, как сердце стучит где-то под грудиной, больно бьется о клеть из ребер. Почему столь хваленый контроль пропускал такую эмоцию? Почему встреча с братом вызывала волнение? Почему он, король Аттилана, Блэкагар Болтагон, первый среди нелюдей, боится столкнуться со своим братом? Ведь не из-за его способностей. Стыд? Горечь? Страх перед прошлым, с которым он сталкивается, глядя в глаза своего безумного брата.
«Здравствуй, Максимус,» - вот он, страх Грома, живое его воплощение. Безумец Максимус… До сих пор это прозвище даже не звучало при Блэкагаре. Ему было неприятно слышать так о брате. Какими бы ни были отношения меж ними, что бы не привело к тому трагичному моменту, младший Болтагон не заслуживал такого отношения. И сам Гром надеялся, что брат вырвется из лап безумия, сможет найти в своем разуме выход из тьмы. Пускай это бы означало, что правда о событиях с падением корабля Крии выйдет наружу. Пускай, что это могло бы привести к неоднозначным последствиям для самого Блэкагара. Все, что хотел Гром – это безопасность, процветание родного королевства. И брат, каким бы он ни был, нужен был на своем месте, которое ему определили гены и Терригеновы туманы. Для всех них есть ячейка и каждый незаменим на своем месте. Как Блэкагар на своем месте, как Медуза подле него, так и Максимус на своем.
Был ли хоть какой-то смысл в посещении? Нет. Но и не приходить Блэкагар не мог.
Его звали безумцем и раньше. Но теперь он был таким на самом деле. Говорят, что сумасшедший никогда не признает себя сумасшедшим. Врут. Все очень сильно зависит от самого сумасшествия. Возможно, туманы посмеялись над ним. Возможно что-то еще. Но иногда ему казалось, что это именно его способность, его особый дар, стал его же проклятьем и обратился против него, заставляя верить в то, чего нет, видеть то, о чем он так мечтал, но не иметь возможности к этому прикоснуться. Прошло не так много времени с того момента, что стал переломным в его жизни, но для него это время было очень долгим. Когда сидишь с собой один на один у тебя есть время обдумать некоторые моменты твоего существования.
Первые дни он был словно в тумане, то одна реальность, то другая, но шло время и он научился различать их. Не всегда. Но главное вычленять, выцеплять, вытасквать из бесконечного потока реальностей он научился. Или он так думал. Кто знает.
- Брат. Ты пришел. Я знаю, что ты здесь, - Максимус прильнул к зеркалу, за которым стоял его брат. Жалкое должно быть зрелище: грязный, всклокоченный, с блуждающим взглядом. Но как бы ни хотел привести себя в порядок, Максимус слишком часто отвлекался на что-то другое, так и не добравшись до ванны, а все помощники бежали прочь от беспорядочных видений, что выливались на них потоком. - Ты пришел поговорить? Я знаю, что ты этого очень хочешь. Всегда хотел.
Смех Максимуса, прерывистый и нервный, резал уши ему самому, той его части, то еще цеплялась за его разум. Но разве хоть кому-то есть до нее дело? Тем более после того, как его любящий братец лишил его всего, что было для него так важно: родителей, права наследования, его гениального разума.
Но брат пришел не один. Рядом с ним был еще один разум. Тот, в который он прокрался бы с радостью и остался бы там на долго. Макс сдвинулся в ее сторону и облизал ее лицо, обнял ее, запустил руки в ее волосы, погружая их всех в это видение.
- И Медуза. Скажи своему женишку, что он может сделать то, зачем пришел. Я не буду сопротивляться. - Голос безумца был ровным, но ухмылка говорила об обратном. Но именно таким и было состояние узника - он сам не знал чего он хочет. Пока не знал. Лишь до тех пор, пока он не научится разделять реальности друг от друга: ту, которую считают истинной, и ту, которую он создает для себя сам.